Интервью, взятое у Юрия Шевчука Мариной ТИМАШЕВОИ и Ильей СМИРНОВЫМ
ИС. С праздником! — выходом в виде пластинки лучшего альбома русского рока. Серьезно, я считаю, что «Периферия» (ДДТ-84) — как альбом, как цельное явление, до сих пор не имеет себе равных.
ЮШ. Писали мы ее три ночи на Башкирском ТВ. А потом человек, у которого хранился оригинал, смертельно заболел. Заболел таким страхом перед всеми уважаемой организацией КГБ, что даже не спрятал этот оригинал, а просто-напросто уничтожил. В то время по Уфе прошла целая волна судебных шоу. Нормальный фестивальчик. Судили за длинные волосы, за наркотики, за антисоветскую литературу.
МТ. Вот так — через запятую?
ЮШ. Да. А Сигачев, наш неизменный в то время клавишник, где-то потом нашел пленочку. Мы ее отреставрировали. И выпустили пластиночку.
ИС. Насколько я понимаю, с московским альбомом 85-го года «Время» получилось немногим лучше. Человек, на квартире у которого вы записывались, недешево отделался.
ЮШ. Да. Но арестовали Валентина не по этому поводу.
ИС. Формально у нас никто не сидел за музыку. Даже ВОСКРЕСЕНИЕ. Как мне объяснял товарищ подполковник: «Для нас это не музыканты, а уголовные преступники. ..»
ЮШ. Мне так и было сказано: «Еще один альбом, и...» Все понимали: и жюри фестиваля, и я, что приз будет большой, года на три. Поэтому следующий после «Периферии» альбом мы писали уже в Москве, на девятом этаже возле метро «Пражская». А в Уфу я уже... Нет, вернулся — за вещами ночью, сказал маме: «Меня нет»,— собрался и уехал в Петербург.
ИС. А оригинал «Времени» сохранился?
ЮШ. Да. Мы нашли несведенную запись, которую сейчас сведем и выпустим пластинку — наверное, небольшим тиражом, коллекционную.
ИС. То есть занимаетесь изданием собрания собственных сочинений.
ЮШ. Совершенно верно. Есть такая жажда — освободиться от всего, что мы сделали. Расчистить пространство, чтобы жить дальше.
ИС. Что вы сейчас закончили писать?
ЮШ. Пластинку «Пластун». Песни 88—89 годов: «Предчувствие гражданской войны»... Ну, там много таких пышных песен революционного характера. Хотя они совершенно нереволюционного характера, это все чушь, конечно... Да как можно сказать — надо слушать.
ИС. Я так понимаю, что каждый альбом выходит на новой фирме грамзаписи.
ЮШ. Наконец-то появилось, из чего выбирать: колода частных компаний, студий звукозаписи. Заводы те же, конечно, но посредников стало очень много. Можно выпустить пластинку самому, если договориться с директором завода, но нам это невыгодно — много беготни. А посредники делают свое дело и получают свой процент.
ИС. Слушай, никто даже не обратил на это внимания, а ведь рухнула самая могучая феодальная монополия в области музыки.
ЮШ. В общем-то да. Частные фирмы перестроились, как у нас говорят. И работать с ними гораздо интереснее, и платят они музыкантам за пластинки гораздо больше...
МТ. Музыканты — в выигрыше?
ЮШ. И в большом. Теперь мы можем получить какие-то деньги за свою работу. За первую нашу пластинку, которая вышла на «Мелодии» в 87-м году, мы вообще не получили ничего.
МТ. Как - вообще НИЧЕГО?!
ЮШ. Музыканты получили по 40 рублей, а я как автор ни копейки.
МТ. Каким образом?
ЮШ. Директор тогдашней ленинградской «Мелодии» взял с меня бумагу, что я полностью отказываюсь от авторского вознаграждения. В противном случае он не может выпустить эту пластинку. Было собрание группы — и мы пошли на это... Нам необходима была пластинка, нам, и вам, и... В общем, вышло примерно 500 тысяч штук.
ИС. Хорошая коммерция. В ней можно дать 100 очков вперед Западу: или отказываешься от гонорара, или — ни фига не выйдет.
ЮШ. Какие-то мажоры получали огромные деньги за свои пластинки — но из нашего кармана. Мафия. Сейчас частные фирмы могут заплатить рубль с пластинки — это уже хорошие деньги.
ИС. Дорого яичко ко Христову дню. Боюсь, что рок-музыкантам это уже не поможет. Вот если бы три года назад...
ЮШ. Ну все-таки... Мы посмотрели и пощупали все посреднические фирмы. SNC-Рекорд (глава — Стас Намин) — наиболее деловая компания. Согласились на все наши условия. «Оттепель» выходит через эту фирму.
ИС. «Оттепель» — это...
ЮШ. Блок песен 87-го года. «Церковь», «Ленинград», «Мальчик слепой», масса рок-н-роллов, «Мама, я любера люблю».
ИС. Я много ругал Стаса Намина, но справедливости ради надо отметить его хороший вкус, и не только в отношении Запада. А с Запада он завозит продукцию, полезную для нашего просвещения. Не «Ласковый май».
ЮШ. Ну, он учился в институте все-таки. Высшее образование, хе-хе. Ну а с другой стороны, мы выдержали реакцию со стороны фарисеев от рок-музыки, я бы так их назвал: «Как это вы продались Стасу Намину?» Артем Троицкий очень много говорил на эту тему. А нам в общем-то безразлично, кто будет «папой рок-н-ролла» на Западе, Намин, или Троицкий, или еще кто-либо. Мы делаем свое дело и делаем его, на мой взгляд, достаточно успешно. Пока. Песни наши честные. К этому я могу добавить еще одно: в наше время делить мир на «своих» и «чужих», устраивать «Рок против ментов»... это ни к чему хорошему не приведет. Одно из самых моих любимых мест в Евангелии: когда Иисус сидел в Иерусалиме и — я говорю образно — бухал с проститутками, с ворами, зашли фарисеи и сказали: «Ага, Иисус, вот кто ты на самом деле! С кем ты сидишь? С говном, с проститутками, ворами. А говоришь, что ты сын Бога». Он отвечает: «Так, господа фарисеи. Вы-то уже святые люди, а им я нужен больше, чем вам». Вот. Хорошая история. Сейчас все так меняется...— и я не сужу никого. Такая у меня установка — не судить. Хотя, конечно, с дерьмом надо разбираться. Может быть, другими путями. Но сейчас не время и не место. Вообще в пространстве, называемом Россией, нельзя делить ни культуру, ни сам рок-н-ролл на какие-то части, потому что две части и составляют целое. С одной стороны — нравственный поиск. Бог в себе, движение души в глубь самого себя. Сейчас это необходимо каждому из нас. С другой стороны — путь социального, политического обустройства мира, создание какой-то республики — не знаю, какой она будет. Идея Христа вообще-то уничтожает социальную, политическую борьбу: «Кесарю кесарево, а Богу Богово». А мне кажется, что нужно найти меру. Это то лезвие, по которому нужно пройти. Легко сейчас удариться в политическую борьбу. Или в поиск духовной сущности в себе. А мне кажется, что выход в соединении.
ИС. Сейчас ты не стал бы бить по лицу человека, который в 84-м на тебя стучал?
ЮШ. Ни в коем случае. Его нужно понять.
Нужно понять и того же мента, и того же омоновца, и того же Невзорова, в конце концов. А понимая, ты уже становишься на другую ступень и в политических взглядах, и в нравственных поисках. Почему сейчас не существует рок-движения? Потому что нет такого: они — все «за», а мы — «против». Все мы (Гребенщиков, или Костя Кинчев, или Петр Мамонов, или все остальные) занимались политической борьбой, а сейчас ушли в нравственные поиски. Поэтому никакого движения не существует. Чтобы разобраться в самом себе, человек должен быть один.
ИС. Л не в толпе на демонстрации... У Толкиена умирает эпоха, и с нею вместе все хорошее и дурное. ДДТ — одна из немногих групп, сумевших полноценно выразить новую эпоху. В чем секрет?
ЮШ. Не знаю. Это тебе судить. Но есть ощущение, что все еще впереди. Сам я считаю, что жизнь — не истина, а путь, и путь этот бесконечен, нужно идти дальше и внимательно смотреть, чувствовать, как изменяется жизнь, как меняемся мы сами. Наверное, ДДТ живет — не застывает. Хотя такая страшная беда грозила нам. Я одно время увлекся и начал писать песни, очень похожие на старые. Это был звонок. Мы остановили концертную деятельность, сейчас записываем пластинки. А дальше мы не знаем, будем ли мы существовать,— это зависит от того, станем мы на новую ступень или нет. Если у нас хватит таланта, духовных и физических сил, тогда ДДТ опять всплывет на поверхность.
ИС. Когда мы познакомились — кажется, в 83-м у Рыженко, — ты курил что-то вроде «Беломора», теперь куришь фирменные сигареты. Не боишься оторваться от корней рок-н-ролла? Приобщишься к советской элите, которая от народа, я думаю, значительно дальше, чем американская.
ЮШ. Нет, пока не боюсь. В нашей стране честно не разбогатеешь. Даже если заработаешь миллион, завтра он будет стоить 10 тысяч. Во-вторых, я не против был бы разбогатеть. Что в этом плохого? Купить себе квартиру... У меня до сих пор 22 квадратных метра в коммуналке.
МТ. «И 22 квадратных метра объедем за ночь с ветерком».
ЮШ. Да. Самое страшное — сколько было крыс. За ребенка боялись.
ИС. То есть ты считаешь, что если кого-то богатство испортило, то там и портить было нечего?
ЮШ. Согласись — нас (кого я знаю), когда мы вышли из подвалов, испортила большая сцена, стадионы. Но меня это, я надеюсь, испортило не совсем.
МТ. А что такое «мажор»? Есть точка зрения, что мажор — тот, кто хорошо живет. Машина есть — мажор. Чистое белье — мажор.
ЮШ. Чушь собачья. Психология типичного раба. Для меня «мажор» — это внутреннее, нравственное. Помню, в молодости я тоже... несколько других был установок. «Установок», хе-хе. Дурацкое слово. Совок, конечно. Эти слова — они в подсознании, и никуда не денешься: «УСТАНОВКА». Я тоже бредил идеей: художник не должен жить во дворцах. «Сынок, это твоя Родина — вот эта нора». Сейчас я другого мнения. Человек должен иметь условия, чтобы трудиться. Я мужик, а мужик должен что-то делать, должен иметь необходимые средства труда. А средства труда для меня — в первую очередь рабочий стол. Но в коммуналке его просто некуда поставить.
МТ. Юра, почему ты на концертах к людям обращаешься: «Братья и сестры»? Митъковство, христианство, панибратство?
ЮШ. Нет, я просто медитирую, то есть воспитываю сам себя, настраиваю сам себя на эту волну по жизни, а концерт для меня и есть концентрация жизни, ее пик. И здесь я, конечно, должен быть совершенно чист. Потому что борьба-то на самом деле идет страшная в каждом из нас. Согласись, каждый день решаешь для себя массу нравственных проблем. Вы вообще-то в недоброе время ко мне пришли, потому что я сейчас во многом сомневаюсь...
МТ. Это доброе время — когда человек сомневается. Недоброе время — если он «знает, как надо».
ЮШ. Да. Но это довольно мучительно...
МТ. В самой ситуации концерта для тебя не заключена война, борьба с залом?
ЮШ. Борьба существует: борьба за слушателя, за уши. Потому что масса народа приходит просто побалдеть, и начинается борьба за СЛОВО, то есть за то, чтобы они прислушались. Иногда удается, иногда нет. Как в жизни.
МТ. Но взаимной агрессии в этом нет?
ЮШ. Какая агрессия? Во мне ее никогда не существовало. Ты же прекрасно знаешь, что никогда я на концертах не призывал кого-либо мочить. Да и чушь это, а в наше время провокация просто...
ИС. Ты и раньше так думал. В репертуаре ДДТ даже уфимских времен не было песен, в которых сквозила бы ненависть. Или, например, «Милиционер в рок-клубе»...
ЮШ. Добрая песня. Ну откуда, какая ненависть? Жить под ней и творить — для меня это всегда было неправдой. Я могу, конечно, подраться с кем-нибудь. Но это совсем другое. А вот ненависть в творчестве... Я тебе рассказывал, по-моему, что, когда происходили все вещи, связанные с «Периферией», некая волна на меня нахлынула, и я думал про себя: «Ну, сейчас я вам покажу, сейчас я вам устрою, всем этим педерастам». И писал действительно злобные песни. Бывают по-хорошему злые песни, а бывают по-плохому. Ну я их все уничтожил, естественно. И написал добрые. Вот программа «Время» — как раз добрые, обнадеживающие песни.
ИС. В 85-м году никто не верил, что нас ждет что-то хорошее. Как тебе удалось предсказать?
ЮШ. Я не верю в предсказания. Просто каждому человеку хочется верить, одному — в одно, другому — в другое. Я всегда старался верить, что все будет в порядке. Это не предсказание, а внутренний настрой души на хорошее. Он необходим. Если настроиться иначе, что все тут плохо,— будет переворот, танки...
ИС. Ты сам пел «Предчувствие гражданской войны».
ЮШ. Но ведь эта песня...
ИС. Для того чтобы предчувствие не оправдалось?
ЮШ. Во-первых. А во-вторых, в ней и не было никакого предчувствия. Какое там предчувствие... Это была песня о том, что существовало и существует во всех нас. Гражданская война в каждом из нас. Я написал ее практически за ночь. Как будто кто-то мне ее подарил, что ли. Хлынула как-то ночью. Спать не мог, все записывал, записывал, записывал, всю ночь как на иголках. Вот она и родилась.
ИС. Ты сказал, твое место работы — за столом. Значит, ты согласен с Моррисоном, что рок-музыкант — это поэт, и майки «Вся власть поэтам», которые вы носили, не случайно?
ЮШ. Выражение Хлебникова. Но говорилось, сам понимаешь, не о политической власти. Для меня рок-н-ролл — основа, как она существовала в творчестве того же Моррисона. Он в своем искусстве ближе всех к жизни подошел, нашел в рок-н-ролле саму жизнь со всеми ее плюсами и минусами, нравится — не нравится. Почему фанаты его говорят о втором пришествии Христа? Ведь никого больше не сравнивали с Сыном Человеческим. Он для меня — как сама жизнь, наиболее емкое воплощение той революционности, которая есть в рок-н-ролле и христианстве.
ИС. К политике ты относишься с некоторой брезгливостью.
ЮШ. Нет, я же говорил об этом: политикой необходимо заниматься, но в каких-то рамках. Трудно жить без левой ноги. А политика, допустим, моя левая нога. Но ведь лишь левая нога, не более того. Мы живем в политизированной стране, а творчество, искусство заняты, согласись, другим.
ИС. Судя по всему, ты являешь собою редкостный в наш истерический исторический период тип оптимиста.
ЮШ. Оптимиста или воинствующего пессимиста — не знаю.
ИС. А что ты сейчас слушаешь, кроме группы ДДТ на студии?
ЮШ. Ничего. И все, и ничего. Слежу за музыкой, но все это меня не волнует совершенно, ни наша, ни зарубежная. Но я в курсе, в курсе...
МТ. А что все-таки у рок-н-ролла с религией? Язычество, шаманство, православие... Бог — разный или один?
ЮШ. Рок-н-ролл я сейчас воспринимаю как раннее христианство, христианство без епископов, хоругвей, икон, папы римского. Рок-н-ролл - революционная суть христианства.
Христианство есть переворот в сознании людей, основа продолжающегося нашего бытия со всеми его нравственными законами. Это не то, что сейчас представляет собой церковь. Есть среди наших отцов замечательные люди, но их мало. Фарисейства много.
Христос сказал: Бог — он не карает. Это не Зевс, он не поражает тебя молнией. Бог — он твой отец внутри тебя самого. В этом суть и революционность христианства. Все очень просто. Рок-н-ролл — та же простота, то же революционное отношение к жизни, но революционное безо всякого насилия, террора, без крестовых походов и борьбы с гугенотами.
Автор: Старый Пионэр
опубликовано 08 сентября 2006, 15:41
Купить
